Интернет библиотека во славу святого Таксиля (leotaxil.ru)

«Забавное Евангелие» Лео Таксиль


 Нашли что - то интересное?
Сделайте отметку об этом с ссылкой на эту страницу в пару кликов, чтобы не забыть что и где:
Можно не бояться захломить многочисленными постами из книги свою стену в соц. сетях. Ведь потом из всех этих сообщений можно сделать один пост или статью, а все лишние сообщения удалить!
Предыдущая страница <<< Обновить страницу ( 2 379 ) ::: Оглавление >>> Следующая страница
Перейти к аудио записи главы ::: Выключить автоматическое воспроизведение
Через 17 мин. 16 сек. Вы автоматически перейдете к следующей странице (65).

Глава 63.

ОТ ПИЛАТА К ИРОДУ И ОБРАТНО.

  Пилат спросил его: ты царь иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь.
И первосвященники обвиняли его во многом.
Пилат же опять спросил его: ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против тебя обвинений.
Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился.

Марк, глава. 15, ст. 2-5.

      - Стража, слушай мою команду! - затянул капитан. - Направление - на дворец правителя. Вперед, шагом... арш!
      И вот Иисус в сопровождении солдат замаршировал к претории римского правителя Понтия Пилата. Священники остались в храме, где уже начинались утренние жертвоприношения, остальные же поспешили за солдатами, образовав довольно многочисленную процессию. Пока она двигалась через город, в нее вливались любопытные прохожие и зеваки, и вскоре она достигла внушительных размеров.
      К тому времени горожане проснулись и уже собирались приняться за повседневные дела, но не тут-то было!
      Огородники, торгующие морковкой и цветной капустой, продавщицы корма для птиц, трубочисты, зеленщики, направлявшиеся к рынку с овощами и фруктами, молочницы с их кувшинами, бакалейщики, уже открывшие свои лавочки, - короче, весь Иерусалим побросал свои занятия и устремился за осужденным ко дворцу правителя, ибо всем хотелось поглазеть на даровое зрелище.
      Иисуса ввели в преторию. На какое-то время его оставили там одного, однако стража охраняла все входы и выходы. Пилат вышел к обвиняемому. Крепко связанный, сын голубя имел такой жалкий вид и настолько не походил на опасного преступника, что Пилат проникся к нему сочувствием. Он уже слышал о пророчествах этого темного простолюдина и о его призывах к восстанию против римлян, однако, пока никакого восстания не предвиделось, предпочитал не заносить карающую десницу.
      Итак, Пилат посмотрел на бывшего плотника, вышел к иудеям и спросил:
      - В чем вы обвиняете этого человека, приведенного в мою преторию?
      В ответ посыпались обвинения, как из дырявого мешка:
      - Он бунтовщик!
      - Греховодник!
      - Он восставал против наших законов, карающих прелюбодеек!
      - Он нарушал закон субботы, запрещающий трудиться в день праздника саббат!
      - Он путался с гулящими девками!
      - Он подстрекал народ против правительства!
      - Это бродяга!
      - Мародер!
      - Он украл осла!
      И так далее и тому подобное.
      - Все это понятно, - ответил Пилат, - но мне-то какое дело до вашего пленника? Берите его и наказывайте по своим законам.
      - Видите ли, - возразил ему один из мудрецов синедриона, - ряд
      совершенных им преступлений у нас карается по закону смертной казнью. А вы сами знаете, что после того, как наша страна вошла в состав Римской империи, мы потеряли право выносить смертные приговоры без предварительного согласования с представителями цезаря.
      - Это весьма опасный смутьян! - добавил другой, видимо, сборщик местных налогов. - Неоднократно призывал он народ не платить налоги, говоря, что он царь иудейский. Кроме того, он уверял, будто он Христос, то есть спаситель, или мессия, призванный освободить Иудею. А это еще хуже!
      - Хорошо, - согласился Пилат. - Но сначала я хочу его допросить.
      Правитель вернулся к Иисусу.
      - Послушай, ты в самом деле считаешь себя царем иудейским? - спросил он.
      Иисус ответил:
      - Вы спрашиваете об этом по собственному желанию? Или по наущению врагов моих, которые обвиняют меня, будто бы я считаю себя царем иудейским? У него снова работала только человеческая сущность, а потому Христос просто увильнул от ответа. Пилат поморщился.
      - До твоих врагов мне нет никакого дела. Я римлянин, а не еврей. В ваши иудейские раздоры я не вмешиваюсь. Твой народ и твои жрецы привели тебя ко мне. Объясни, что ты сделал?
      Однако Иисус воздержался от ответа.
      - Скажи хотя бы, что представляет собой твое царство, на которое ты, говорят, претендуешь?
      - Мое царство не здесь. Если бы это царство было на земле, мои приверженцы сражались бы за меня и не дали бы мне попасть в руки врагов моих.
      - Значит, ты царь без царства?
      - Повторяю: мое царство не от мира сего.
      - Где бы оно ни было, ты все-таки считаешь себя монархом, не так ли?
      Значит, ты царь?
      - Вот именно, вы сказали.
      "Похоже, бедняга просто слабоумный", - подумал Пилат. Он снова вышел к первосвященникам и народу.
      - По-моему, - сказал он, - ваш пленник не заслуживает виселицы.
      В ответ вся толпа дружно завопила:
      - Нет, нет! Заслуживает! Смерть ему!
      И снова на помазанную миром голову посыпались самые страшные обвинения.
      Тогда правитель приказал привести Иисуса и обратился к нему:
      - Слышишь, сколько свидетельствуют против тебя? Бывший плотник хранил молчание. Ему снова предъявили обвинение в подстрекательстве к мятежу, и Пилат спросил:
      - Где же он вел мятежные речи?
      - Повсюду! - ответили ему. - От Галилеи до Иерусалима!
      Слово "Галилея" подсказало правителю выход из положения: он вовсе не собирался брать на себя ответственность за это запутанное дело.
      - Послушай-ка, Иисус, - обрадовано сказал он, - а ты случайно не галилеянин?
      - Конечно, галилеянин!
      - В таком случае, господа, - проговорил Пилат, обращаясь к первосвященникам и народу, - это дело не входит в мою компетенцию. Оно касается только Ирода. Так что берите вашего обвиняемого, и пусть его вешает Ирод, если хочет. Я здесь ни при чем.
      И вот Иисуса повели к тетрарху. Ирод уже был наслышан о Христе. Как сообщает евангелист Лука, "Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть его, потому что... надеялся увидеть от него какое-нибудь чудо". К сожалению, в тот день Иисус был не в ударе и решительно отказался продемонстрировать даже самый пустяковый фокус. Тщетно упрашивал его
      Ирод: бывший плотник, по одному слову которого якобы двигались горы, ничего не сказал и ничего не совершил.
      Ирод, как и Пилат, подумал, что у обвиняемого просто не все дома и что вряд ли можно возлагать на него ответственность за подстрекательскую болтовню. Он приказал облачить Иисуса в белые одежды - общепринятая в те дни форма для сумасшедших и слабоумных - и в таком виде отослал его обратно к Пилату.
      Римский правитель был уже сыт этой историей по горло.
      - Вы приводили ко мне этого человека, - сказал он первосвященникам, - и обвиняли его в том, будто он подбивает народ на восстание. Я его допросил и не считаю опасным преступником. Я отослал его к Ироду, но и тот не счел возможным предать его смерти. Чего же вы еще хотите?
      Жрецы храма, уже совершившие утренние жертвоприношения и прибежавшие к тому времени во дворец Пилата встретили его слова глухим ропотом. Им нужно было отделаться от Назарянина любой ценой! Как известно, священно служители всех времен и народов отличались одинаковой жестокостью.
      Услышав ропот, Понтий Пилат решил их успокоить и предложил:
      - За всякие мелкие провинности Иисус будет наказан: я прикажу его выпороть, но потом отпущу.
      - Нет, нет! - закричали иерусалимские попы. - Мы со всем не за этим пришли! По нашим законам он должен умереть. Смерть ему.
      Тогда правителю пришла в голову мысль, лишний раз свидетельствующая, что он был человеком гуманным. Понтий Пилат вспомнил о своем праве амнистировать на пасху одного заключенного. Это делалось, чтобы народ не забывал о милосердии римлян.
      Он приказал своим воинам привести из тюрьмы самого мерзкого преступника. Это был некий Варавва, совершивший на своем веку все мыслимые и немыслимые злодеяния.
      Замысел Пилата был прост.
      "Я покажу толпе Иисуса и Варавву, - думал он. - А потом спрошу: "Кого вы хотите, чтобы я отпустил?" Священники злы на Иисуса, однако народ должен больше страшиться Вараввы. Кроме того, сегодня здесь у дворца собрался почти весь Иерусалим. Если этот Иисус действительно исцелил множество калек, как уверяют его последователи, все эти бывшие хромые, слепые, кривые, прокаженные и паралитики должны встать горой за своего врачевателя".
      Идея была, право же, неплоха!
      Но - увы, увы и еще раз увы! - Пилат не учел человеческой неблагодарности. Он не подозревал, что бывшие кривые, бывшие хромые, бывшие безногие и тому подобные первыми потребуют смерти для своего исцелителя и уж во всяком случае присоединятся к хору врагов Иисуса. Поэтому, когда Пилат представил народу Иисуса и Варавву, он услышал в ответ единодушный вопль:
      - Отпусти нам Варавву! Распни, распни Иисуса!
      Это была последняя попытка. Напрасно супруга Пилата, мадам Клавдия Прокула, которая принимала участие в судьбе сына голубя, послала своему мужу записку, где говорилось: "Не вмешивайся в это дело. Ночью мне приснился из-за Иисуса кошмарный сон, это плохая примета". Пилат решил, что перед лицом столь единодушного и недвусмысленного требования толпы отступать уже поздно.
      Он приказал освободить Варавву от цепей, объявил первосвященникам, что те могут делать с Иисусом все, что им заблагорассудится, а чтобы яснее показать, что он умывает руки, велел принести кувшин и таз, и подтвердил свое заявление действием.
      Тем временем солдаты уже бичевали Иисуса к вящему удовольствию собравшихся.
      Богословы христианской церкви, дабы разжалобить паству, рассказывают об этом бичевании всякие ужасы: с Иисуса якобы сорвали одежды, обнажили его до пояса, привязали к столбу и принялись хлестать веревками, розгами и бычьими жилами. На это можно было бы им ответить, что пытки инквизиции были куда страшнее бичевания Христа, которому не выворачивали ни рук, ни ног, не дробили в тисках костей, не обливали кипящим маслом или расплавленным свинцом, не прижигали грудь горящей смолой, не сдавливали череп специальным обручем и не вливали ему в открытый с помощью особой распорки рот целые ведра воды, причем не сразу, а капля за каплей на засунутую между зубов губку или мягкую тряпку. К этому можно прибавить, что иудейские священники не отрубили Иисусу кисти рук, не размозжили ему ноги в "испанском сапоге", не вырезали ремни из его спины, не посадили его на железный кол, не вывихнули ему руки из плеч и не подвесили его за ноги. Плотник из Назарета, который был одновременно богом и всегда имел в своем распоряжении вторую божественную сущность, позволявшую ему вообще ничего не чувствовать, если страдания превышали человеческие возможности, не испытал, таким образом, и сотой доли того, что претерпели мученики свободной мысли от милосердных служителей божьих.
      Но мы не станем говорить всего этого нашим священникам. Достаточно будет взять в руки евангелие и сказать им, что все басни о бичевании Христа, о пролитой крови и рассеченной коже - плод их воспаленного воображения. В Евангелии от Матфея (глава. 27, ст. 26) сказано: "Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие".
      Евангелие от Марка (глава. 15, ст. 15) повторяет: "Тогда Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие". Лука об этой детали вообще не упоминает. Евангелие от Иоанна (глава. 19, ст. 1) гласит: "Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить его". Следует заметить, что в переводе глагол "бить" не передает смысла подлинника "хлестать", связанного с понятием розги. По сути дела знаменитая мука господня, из-за которой чувствительные святоши проливают столько слез на страстной неделе, сводилась к самой обыкновенной порке. Кроме того, из рассказов евангелистов явствует, что если первосвященники и народ Иерусалима и требовали смерти Иисуса, то воины стражи ограничивались бранью, затрещинами и главным образом грубыми шуточками, не имеющими ничего общего с утонченным садизмом. Пара подзатыльников, полдюжины пинков, презрительный плевок - вот и все страсти пресловутого бичевания!
      Чтобы не отставать от развеселых иудеев, Пилат не только оставил Иисусу белое одеяние сумасшедшего, но еще прибавил от себя "багряницу" - плащ из красной шерсти, - дал ему в правую руку трость и повелел надеть ему на голову венок, сплетенный из молодого тростника с парой веточек чертополоха. Этот знаменитый "терновый венец", по уверениям архиепископа парижского, хранится у него в соборе Парижской богоматери. За умеренную мзду его можно там увидеть. Я сам его видел. Это обыкновенный веночек из морского тростника, на котором нет никаких колючек.
      В таком наряде Иисуса представили толпе, говоря:
      - Вот он, царь иудейский! Радуйтесь!
      Солдаты для вящего веселья затащили бывшего плотника на помост, отобрали здесь у него трость и несколько раз стукнули этой же тростью.
      Пилат, как следует вымыв руки, в последний раз обратился к народу:
      - Предупреждаю вас самым серьезным образом: раз вы осудили этого человека и единодушно требуете его смерти, я не стану противиться, однако запомните: это вы его осудили, а не я. И если он невинен, пусть его кровь падет на вас.
      - Согласны! - завопила толпа. - Пусть падет! Не возражаем!
      При этом Иисус, должно быть, подумал, что, к сожалению, его кровь не может пасть ни на кого, ибо он для того и явился, чтобы пролить ее на земле во искупление прошлых, настоящих и будущих грехов всего рода человеческого. Происходило это между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами утра. Теперь уже ничто не препятствовало казни осужденного.
      (Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 2-31; Марка, глава. 15, ст. 1-20; Луки, глава. 23, ст. 1-25; Иоанна, глава. 18, ст. 28-40; глава. 19, ст. 1-16.)
Предыдущая страница <<< Обновить страницу ( 2 379 ) ::: Оглавление >>> Следующая страница

     Все страницы на одном файле (откроется в новом окне)     

Дополнительные материалы к главе 64:

Аудиозапись главы

   Слов: 2 379


www.leotaxil.ru- Интернет библиотека во славу святого Таксиля - величайшего писателя всех времен и народов. Действительно образец литературы достойной подражания который вправе называться классикой! Не то что унылое г***о которое обычно называют классикой сейчас. А на самом деле просто попса своего времени и евангелие для атеистов.